Хочется радости, тепла и света. Хочется рождественского чуда. Причем хочется всем. Даже атеистам и агностикам. Очень уж неуютно и холодно в мире. Так неуютно, что в кого угодно поверишь. Так холодно, что ничьим очагом не побрезгуешь. А еще — хочется радости. Чистой, без примеси стыда, без страха осуждения. А с этим сейчас туго. Но вот разве что в Рождество и можно позволить себе и улыбки, и смех. Это даже приветствуется. Потому что уныние — смертный грех. И вот это простое человеческое желание счастья, кажется, только и делает сегодня возможным чудо.
Я говорю о чуде примирения и принятия. О том, что даже в России иногда наступает время, когда утихают споры и отступает тоска. Чертова русская тоска, бессмысленная и неизбывная. Миг просветления случается в Рождество. Этот праздник, быть может, скоро даже обойдет по важности Новый год.
Последний все больше превращается в повод для раздоров. Уже несколько лет предосудительно отмечать его широко. Сначала ковид, потом СВО и теракты. Какое уж тут буйное веселье? Какие фейерверки и реки шампанского? Должно ведь быть какое-то уважение к несчастным.
А еще есть общая усталость. Это уже больше у сорокалетних, конечно, ударенных Чеховым и Чуковским. Первый писал, что «радоваться такой чепухе, как новый год, нелепо и недостойно человеческого разума», а второй и вовсе предлагал это праздник запретить встречать 40-летним. Впрочем, и без подсказок классиков многие, к несчастью, осознали, что Новый год уже не торт, что он только выматывает душу ненужной суетой и немыслимыми тратами, докучает набившими оскомину голубыми огоньками. Все больше людей выбирают вообще не отмечать ничего с размахом 31 декабря: кто-то уходит в работу, кто-то просто ложится спать в полпервого ночи.
Но совсем другое дело — Рождество. К нему наши люди подходят уже отдохнувшими, успокоившимися (за неделю выходных можно все-таки восстановить силы и привести в равновесие чувства). А еще Рождество ни к чему не обязывает. То есть вообще-то обязывает, конечно. Перед праздником хорошо бы пост соблюдать, а потом службу бы посетить. Но это с позиции церкви. А если говорить об общественном мнении, то тут наши люди невероятно толерантны. Тут они куда толерантнее, чем в дискуссиях об установлении единственно правильного рецепта оливье.
Рождество становится все более популярным. Так, если в 2015 году его отмечали 57% россиян, то в 2020-м — уже 72%. Более свежих данных нет, но что-то подсказывает, что доля отмечающих еще увеличилась: очень уж тяжелые были годы, а Рождество — это все же про утешение и надежду.
Вот еще что интересно. Рождество празднуют 40% атеистов, 70% агностиков, 36% — представителей других конфессий. Удивительно? Абсурдно? Смешно? Ничуть.
Могу объяснить этот феномен на собственном примере. Я человек, увы, не религиозный. Да — увы. Всегда воспринимала свой скептицизм скорее как недостаток, воинствующего атеизма во мне нет и не было никогда ни грамма. Да, я не могу поверить в описанные в Библии чудеса (даже если воспринимать священные тексты как затейливое художественное полотно, сотканное из иносказаний, догадок и предсказаний, вопросов остается очень много). Да, я человек ужасно рациональный, приземленный, практичный. Если я во что и верю со всем жаром души (да, души, а чего такого?), так это в науку, здравый смысл, логику и доказательную медицину. В общем, вы поняли, мне сложновато в жизни.
Но так уж вышло, что мои любимые писатели и поэты, художники и философы в большинстве своем были людьми глубоко верующими. И мне хочется все же оставаться с ними, с этими титанами мысли, а не с заносчивыми дураками, грозящими небу кулаком. А еще я люблю православную архитектуру. И мне нравятся иконы. И уж совсем дороги мне мои верующие друзья, мне совсем не хочется с ними ни о чем спорить.
И так ведь много у кого на самом деле. Так уж складывается в истории цивилизации, что вопросы вероисповедания — это всегда вопросы отнюдь не только религиозные. Вопросы веры — это всегда часть истории и культуры того или иного народа, определенной общности.
Так было всегда. Но в России люди снова стали это понимать, кажется, только в последние годы. А ведь еще недавно, лет 10-15 назад, да еще каких-нибудь пять лет назад, тоже все чего-то спорили. Одни прямо богословские диспуты вели по кухням, а другие все разоблачали кого-то, то попов на мерседесах, то православных, которые в храмы не ходят и молитв не знают. А еще смеялись над разными оскорбляющимися и клеймили, как водится, фарисеев и книжников. И вроде бы и поводы были: реальность-то земная — она ж далека от райской идиллии, даже в лоне церкви.
Но вот это все как будто ушло. А если не ушло, то притихло, спряталось. И воинствующий атеизм, и обратная ему догматичность, и разоблачения, и дрязги, и проклятия. Не до того стало. Так Рождество и Пасха перестали быть праздниками для одних только посвященных, для самых правильных христиан, а стали праздниками общими для всех. Они превратились в такие дни, тепло и свет от которых распространяется и на запутавшихся безбожников.
Может быть, мысли мои кощунственные и еретические. Только мне все же кажется, что никакого греха нет в том, чтобы независимо от вероисповедания и мировоззрения, собираться в тихий вечер января с самыми близкими и родными, радоваться тому хорошему, что есть в жизни и желать для всех счастья даром. Счастья, тепла, любви и чуда. А еще красоты и добра. Всем нам так этого не хватает.
И в этом нет ничего ни глупо-сентиментального, ни оскорбительного для кого бы то ни было. И это никакое не бегство в иллюзии или вовсе в сказку. Нет, ты все так же помнишь, что мир лежит во зле, что жизнь груба, что бытие человеческое — это часто страдание, боль и горе. И, радуясь малому, личному, частному и простому, ты вовсе не отрицаешь ни бед, ни зла, но ты, наоборот, побеждаешь их, поднимаешься над ними.
Потому что пока есть в жизни хоть небольшой огонек счастья, нужно пытаться разжечь его сильнее, чтобы кто-нибудь еще мог согреться. И уж точно нельзя осуждать человека за то, что он не скормил себя заживо ненависти, отчаянию и бессильной злобе. Нужно жить, необходимо радоваться, мечтать и верить в лучшее. Лучшее обязательно будет.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.